Торосов А - Оливье - Друг Человека
Анри ТОРОСОВ
Оливье - друг человека
I
Вечером второй пятницы октября молодой человек, привыкший считать, что
Дима - это и есть то, что он из себя представляет, гулял по улице и бормотал
стихи, стараясь набрести на забытое обстоятельство или желание.
- Та-та-та та-та-та-та, купить, - бормотал Дима про себя какие-то строчки.
- Хорошо бы чего-то купить!.. - И поправился тут же: - Да не "чего-то", а
"собаку"!.. Вот там как: "Хорошо бы собаку купить!" Собаку... Купить... Хорошо
бы... Вот это было бы действительно хорошо! - И поскольку за последние
двенадцать часов это была первая мысль, показавшаяся ему действительно хорошей
(может, и появлялись вчера какие другие, да забылись), то он немедленно шагнул
к проезжей части и вскинул правую руку: - Такси!
Неторопливо проезжавший красненький "Москвич" с надписью "Социальное
обеспечение" на дверце тормознул.
- В центр? - спросил Дима шофера.
- Пара рублей? - ответил тот вопросом, и Дима повалился на заднее сиденье,
чихнув от поднявшейся пыли."
Господи, и чем это тут только пахнет?" - мысленно ужаснулся Дима, но мысль
о запахах вновь напомнила ему о собаке и вернула ощущение хоть какой-то
уютности бытия.
Через двадцать пять минут Дима был уже у старинного своего
приятеля-доголюба, а через двадцать пять часов Диму уже знакомили с Оливье.
К моменту знакомства с Димой Оливье было полтора года, и все эти полтора
года он прожил у людей интеллигентных, обаятельных и умных до такой степени,
что, когда в их институте встал вопрос, кого послать в двухгодичную
заграничную командировку, никаких сомнений не возникло. Ребенка решено было
оставить у бабушки, собаку брать бабушка категорически отказалась, и вот,
уплатив весьма скромную сумму, даже не половину пятничного выигрыша, Дима
оказался хозяином громадного пепельного дога с отличной родословной,
великолепным характером и прекрасно обученного.
- Вы ведь понимаете, нам не деньги нужны, - говорил хозяин, торопливо, не
считая, засунув в карман Димины червонцы: он спешил высвободить руку, дабы
смахнуть набежавшую слезу, - нам нужна уверенность, что Олюшка - так мы иногда
зовем его, - словом, нам нужна уверенность, что Олюшка попадет в хорошие
руки...
- Конечно... - соглашался растроганный Дима, а Саша-доголюб, их общий
приятель, тем временем нетерпеливо переминался с ноги на ногу, торопясь
получить обещанный Димой портвейн.
- Вот здесь мы с тобой и будем жить, - говорил Дима вечером, открывая
дверь своей квартиры и приглашая Оливье пройти первым. Он был слегка пьян от
Сашиного портвейна, хоть и мало пил, зато говорил теперь чуть больше, чем
обычно.
- Вот наша комната... - говорил Дима, снимая плащ и бросая его на диван, -
а жить ты будешь... ну, скажем, здесь... Да, здесь будет лучше всего, в углу,
у телевизора... Сейчас для тебя подстилку найдем... вот... будем, значит, жить
с тобой по-холостому, будем уют друг другу создавать, да?
Оливье молчал, разумеется, но от грусти ли только - трудно сказать.
Конечно, ему тяжело было расстаться с хозяевами, такими милыми и заботливыми,
да и не в том дело, каковы были хозяева, все равно Оливье не мог не грустить,
но грусть свою старался не подчеркивать, понимая, что уж Дима тут совершенно
ни при чем и не за что портить ему настроение, и без того не ахти какое, своей
меланхолией. Итак, Оливье молчал, а Дима говорил непрерывно:
- Вот, уют, значит, будем создавать... Будешь у меня за домохозяйку...
Чашки там мыть будешь, языком вылизывать... Половичок об мусоропровод
вытр